Иван Айвазовский Моцарт моря

Принято считать, что настоящий художник должен быть "непризнанным и голодным". Жизнь Айвазовского  разрушает этот стереотип- все у него получалось сразу и удачно, сплошное везение, образец успешности, никаких метаний и поисков, никакого трагизма. Выставки, признания, награды, заказы... Прямая, даже скучноватая отсутствием зигзагов стезя- как будто высшая сила, раз и навсегда определив художнику предназначение, неуклонно вела его к цели.
Первое звено в цепи "неслучайностей "- рождение в Феодосии, отличавшейся редким сочетанием ограничености провинциального захолустья и портовой открытости.

Айвазовский Иван Константинович - Восход солнца в Феодосии

 Море- доминанта феодосийского пейзажа, и даже странно, что до Айвазовского в этом городе не появились известные маринисты. Художники были, наверное, но лишь он сумел увидеть в морской воде многослойные метафоры и верность натуре поднял до артистичности и поэзии.
Видимо, Место ждет своего художника, а дождавшись, сливается с ним в творческом единстве. Морю нужен был соавтор, и появился Айвазовский.
Староста Феодосийского базара, армянин из Галичины Гевор Айвазян предпочитал именовать себя  Константином Гайвазовским. А его младшего сына Ованеса, родившегося 29(17) июля 1817 года русские феодосийцы стали называть Иваном. Но для соплеменников навсегда остался Ованесом Айвазяном так подписывал он свои письма на армянском языке, а порой и картины.
В мальчике рано проявились отцовские качества: впечатлительность, цепкая память и любознательность. Только старший Гайвазовский впитывал "языки и нравы народностей, среди которых ему пришлось пожить, а младший все, что видел вокруг себя в живописном портовом городке". Работая мальчиком в кофейне он за считаные дни научился наигрывать услышанные милодии на скрипке, да так, что растроганный капитан-грек подарил ему свою. Ованес не раставался с нею всю жизнь.
Он любил рассматривать  вышивки своей матери Рэпсиме- известной в городе мастерицы. На них сплетались стебели невиданных растений, листья и бутоны складывались в волшебные узоры, жаркие алый и оранжевые цвета соседствовали с глубоким синим, солнечным желтым...
Ованесу нравилось бывать к отца на базаре, где гул людских голосов сливался с отдаленным гулом моря, любоваться горами красочных южных плодов. Здесь в этом красивом городе застала его весть о войне. Взволновано шумели люди на базаре: "Османская империя", "восстание греков", из рук в руки переходили газеты со свежими новостями. А сын Гайвазовского не мог оторваться от рисунков и гравюр, изображавших морские баталии. Впечатления будоражили душу и требовали немедленного выхода. Обычно мальчишки играют в войну- это дает ощущение сопричастности ; Ованес же принялся перерисовывать  картинки. Копии получались поразительно точными и живыми, как будто он сам был очевидцем событий.
Не рисовать было уже невозможно, ведь каждый раз рождалось маленькое чудо: несколько проведенных на бумаге линий сливались в парусник, круто накренившийся под ветром, в военные корабли , с которых палили из пушек. Но бумаги все время не хватало. И тогда мальчик принялся рисовать углем на побеленных стенах домов. Время останавливалось- только, казалось, начал рисовать, а паруса уже розовеют от закатных лучей!
Случайно ли его рисунки увидел городской архитектор Яков Христиатович Кох? Может, и нет: ведь он время от времени навещал своего доброго знакомого Константина Гайвазовского. Однако цепочка "случайных неслучайностей" продолжала сплетаться звено за звеном. Кох восхитился нарисованной на стене эскадрой и стал учить способного мальчика основам перспективы. Затем показал его рисунки градоначальнику Александру Ивановичу Казначееву.

Александр Иванович Казначеев

Бывший ординарец генерал-фельдмаршала Кутузова, сражавшийся под Бородином, Татурином и Лейпцигом, был  человеком культурным и любил живопись. Он подарил юному художнику бумагу и краски. Вскоре Казначеев был назначен губернатором Таврии, и , отбывая служить в Семфирополь, забрал с собой Ованеса. Александр Иванович и не подозревал, что взяв на себя заботы об образовании двенадцатилетнего Гайвазовского, сделал для Феодосии, да и для отечества в целом гораздо больше, чем за все время своей службы.
..В симферопольском доме Казначеева собиралось светское общество, Иван играл на скрипке, показывал свои новые рисунки. Они произвели на Наталью Федоровну Нарышкину, вдову предыдущего губернатора, такое впечатление, что она написала об этом своему приятелю, художнику Н.И.Тончи, инспектору рисовальных классов Архитектурной школы в Москве. А дальше цепочка вилась уже как бы сама собой: Тончи переслал ее письмо и рисунок мальчика министру двора, князю П.М.Волконскомул; тот сделал запрос президенту академии художеств А.Н. Оленину; Оленин согласился, что Иван Гайвазовский имеет отличную способность к художествам, и предложил, дабы не лишать сего молодого человека случая и способов к развитию и усовершенствованию его природных способностей у художеству, испросить высочайшего соизволения на определение его в Академию, каковое соизволение и было скоро дано. Участие в судьбе юного художника сильных мира сего не удивительно и не случайно: образованные люди 19 века стремились подражать европейской моде в покровительстве искусствам. Зародившиеся в то время частные коллекции стали основой многих современных музейных собраний. А возможно, еще не уляглась волна патриотизма, поднятая Отечественной войной 1812 года, двору нужны были талантливые баталисты, певцы сражений и побед. Дабы Россию возвысить и прославить...
По одной из этих причин или по всем вместе, но талантливого армянского мальчика приняли в Академию художеств "пансионером Собственного Его Императорского величества Кабинета".

Здание Академии художеств

Портрет М. Н. Воробьёва.

 И тут же следующая неслучайность: профессор Максим Воробьев, в класс которого определили Ивана, был не только выдающимся пейзажистом, но и любителем поезии, музыки и увлекательных бесед об искусстве. Ученики собирались у него после ежедневного рутинного рисования "гипсов", изучения основ композиции и тонкостей правильной штриховки. Затаив дыхание слушали, рассказы о знаменитых художниках...

Воробьев охотно поддерживал стремление ученика изображать морские пейзажи. Иван Гайвазовский открыл для себя ту часть мировой маринистики, что находилась в собрании императорского Эрмитажа,-  французев и голандцев. Вообще годы, проведенные в Петербурге, обогатили его несказанно. Молодому художнику посчастливилось познакомиться с выдающимися людьми того времени: композитором М.И. Глинкой, критиком В.Г. Белинским, баснописцем И.А. Крыловым, поэтом В.А. Жуковским.

Белинский В.Г.

Глинка Михаил Иванович

Иван Андреевич Крылов

 На академической выставке в сентябре 1836 года Иван впервые увидел А.С. Пушкина. Всего несколько минут разговора, но- "с тех пор и без того любимый мною поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед и рассказов о нем",- вспоминал уже в старости художник.
Маститый  французский художник Филипп Таннер был в бешенстве. Стоя перед своими полотнами на академической осенней выставке, он в раздражении кусал губы. Этот щенок!... Как он посмел повесить рядом с его работами- свою?!
Посетители выставки интересовались маринами. Но элегантные дамы и господа, лишь мимоходом скользнув взглядом по полотнам француза, останавливались возле "Этюда воздуха над морем" Ивана Гайвазовского и в восхищении шептались:
-Как нежно!.. И не скажешь, что масло.
-Да-с, почти акварельная техника...
-И до чего живо, вы только взгляните?.

Этюд-воздуха-над-морем

.
Теннет хмуро смотрел на холст. Внутренне, сам того не желая, он соглашался с публикой: ученическая работа великолепна. Однако, как же субординация?!
Французский мастер приехал в Петербург по приглашению самого императора Николая первого. Для выполнения высочайшего заказа французу предоставили помощника из учеников академии. Гайвазовский добросовестно копировал его, мастера, эскизы и переносил контурный рисунок на холст. Выполнял всю мелкую работу, каковую и надлежит выполнять ученику. Но ведь он, оказывается, попутно осваивал технику маринистической живописи! Так вот зачем мальчишка подолгу торчал у него за спиной!
Таннер прекрасно знал, что картину для выставки Гайвазовскому разрешил написать лично президент Академии Алексей Оленин, чему мальчишка был несказанно рад. И, конечно, не сам же он повесил ее здесь... Но уже слишком много внимания она привлекает! Совет Академии даже наградил ее серебряной медалью.
И главное этот номер "Художественной газеты" со статьей!- в который раз вспоминал Теннер.-"Сравнение марин Теннера с мариной Гайвазовского далеко не в пользу известного француза"... Нет, это дело так оставить нельзя. Император- сам строгий поборник субординации, надо будет ему пожаловаться эдак невзначай".
По высочайшему распоряжению картину Гайвазовского с выставки сняли. Для любого другого ученика такой конфликт мог бы закончиться печально. Однако за него сразу же вступился Крылов, Жуковский и профессор Академии Александр Зауервейд.
Император не только благосклонно выслушал заступников, но, оценив прелесть "Этюда", купил его за 1000 рублей асигнациями и повелел оставить в Академии- как пример и образец для других учащихся.
Более того, интрига ревнивого к чужому успеху Таннера принесла неожиданные плоды: на юного живописца обратили внимание даже те, кто о его существовании даже не подозревали. "Воспитанник Академии Гайвазовский, который был весьма короткое время учеником г. Таннера, сделал в два или три месяца такие успехи, что стал недалеко от своего образца.. .Дайте же честь молодому дарованию, которое так быстро идет к славе",- говорилось в обзоре выставки.
"Государь император высочайше повелел соизволить художника Гайвазовского причислить к классу батальной живописи для занятия его под руководством профессора Зауервейда морскою военной живописью".

Зауервейд-Александр-Иванович

А вот уже и проясняется предназначение если не высшее, то земное. Батальная живопись!.. Иван был прикомандирован для учебных занятий на Балтийский флот. Изо дня в день наблюдать стихию, которая стала главной темой его творчества,- можно ли мечтать о большем? Гайвазовский делал наброски, развивая и без того цепкую зрительную память- и вскоре уже готова картина" Большой рейд в Кронштадте".

Большой-рейд-в-Кронштадте

Горный корабль на переднем плане, несмотря на сильное волнение на море, стоит ровнехонько; вдали множество мачт и парусов- да, это гордость Российского флота! Впечатления оказались столь сильны, а работоспособность Гайвазовского столь велика, что он успел написать к очередной выставке семь картин.
За картину "Вид на взморье в окресностях Петербурга" художника вновь наградили, на этот раз золотой медалью.

Вид-на-взморье-в-окрестностях-Петербурга-1835-год

 О его картинах с заинтересованностью отозвался в печати художественный критик Нестор Кукольник, а спустя некоторое время они с Иваном познакомились. Кукольник ввел Гайвазовского в круг людей, которые собирались либо в доме Карла Брюлова- прославленного выпускника Академии и кумира ее учеников.
В 1838 году Иван окончил Академию с золотой медалью и правом на казенные средства шесть лет работать в Италии. Однако сначала ему порекомендовали для самостоятельных занятий отправиться на два года в Крым. Дома, в Феодосии, он набросился на работу так жадно, будто в Петербурге вовсе не брал кисти в руки!..
Картина "Фрегат под парусом"- нежное утро, мастерская передача малейших оттенков неба, стихии такой же изменчивой, как и море. "Фрегат на море"- картина совсем иная: небо пасмурно и ветер, волны.
А вот "Десант Н.Н. Раевского в Субаши" имеет особую историю. Художник принимал участие в боевой операции у берегов Кавказа, держа в руках как он вспоминал, и карандаш для зарисовок, и пистолет. Под дымовой завесой артилерийского огня Гайвазовский ваместе с солдатами высадился в долине реки Субаши. По удалении неприятеля на берегу осталось до 50 человек. Все мое вооружение состояло из пистолета и портфеля с бумагою и рисовальными принадлежностями. Картина была чудная: берег, озаренный заходящим солнцем, лес, далекие горы, флот, стоящий на якоре, катера, снующие по морю, поддерживающие сообщение с берегом.

Десант Н.Н. Раевского в Субаши

 Миновав лес, я вышел на поляну, здесь- картина отдыха после недавней боевой тревоги: группы солдат, сидящие на барабанах офицеры, кое-где труппы убитых и присланные за их уборкою черкесские подводы.
Развернув портфель, я вооружился карандашом и принялся срисовывать одну группу. В это время какой-то черкес, без церемонии взяв у меня портфель из рук, понес показывать мой рисунок своим. Понравился ли он горцам- не знаю; помню только, что черкес возвратил мне рисунок выпачканным в крови... Этот местный колорит так на нем и оставался, и я долгое время берег это осязательное воспоминание об экспедиции.
Он писал виды Феодосии, бурю у Генуэзской крепости, море, опять море... Ялта,  Керчь... Родные края вдохновляли его. Морские пейзажи следовали один за другим. За несколько лет было написано несколько десятков картин. Некоторые из них в качестве отчета были отправлены в Академию.
"Это сон или явь?"- оглядывался Айвазовский.
Венеция, словно рожденная морскими волнами, не желающими отпустить свое дитя, поразила художника, как поражала всегда и всех,- совершенно иной стилистикой, необычным сосуществованием человека и моря. Но он то чувствовал свою родственность с нею, ибо тоже, как ему казалось, был исходно и неразрывно связан с морской стихией...
Дома вырастали из воды и отражались в ней. Четкие силуэты соборов и колоколен рисовались не фоне тающих облаков. Художник торопливо достал бумагу и карандаши. Так... Слева мачты парусника, справа с ним "рифмуется" колоколня и купол- пониже... Передать ритм- особенный, неповторимый венецианский ритм, и посередине- водную гладь... А вот босоногий местный житель у своей парусной лодки, и до чего живописен- поскорей зарисовать!...
Но он не только делал наброски, а и запоминал, доверяя своей фантастической, точной памяти. Позднее Иван Константинович напишет "Вид на Венецианскую лагуну" и воссоздаст ее зеркальную поверхность.

Вид-на-венецианскую-лагуну

 Непередаваемое зеленовато-бирюзовое небо и золотая вечерняя луна отражается в ней, а плоскость композиции прорезает вертикаль старого, густо обвитого плющем дерева, чья чуть трепещущая листва пронизана лунным светом. Под деревом нарядные девушки и ребенок, сейчас они сядут в гондолу, и она заскользит по воде... Тишина покой и гармония...
Покой и гармония царили и на острове Сан-Ладзало, в армянском монастыре, где Айвазовский встретился со своим старшим братом Габриэлем, монахом и ученым, и решил погостить у него некоторое время. Они не виделись много лет и теперь наслаждались обществом  друг друга.
После этого Айвазовский объехал всю Италию- и работал, работал, наблюдал, впитывал, чутко улавливая малейшие оттенки моря, неба, изгибы ландшафта. Ему открывались Флоренция, Неаполь, Сорренто, Рим... Вечный город подарил художнику, кроме гениальных произведений архитектуры, скульптуры и живописи, замечательные знакомства. Он сошелся с Николаем Гоголем, художником Александром Ивановым.
За несколько лет жизни в Италии Айвазовский создал несколько десятков великолепных картин и окончательно выработал собственный стиль работы. Он писал по памяти, убежденный, что натура все равно не уловима для кисти, слишком изменчива и быстротечна. Волны и свет не заставишь позировать!...Но писал сутками не отходя от холста, добиваясь цельности впечатления. И что же? Метод работы по памяти оказался много действеннее писания с натуры. Воплощая на полотне свои уже" осмысленные и переосмысленные" впечатления, художник, как режисер, сразу формировал эмоциональное наполнение картины. Сходство с пейзажем  отодвигалось на второй план, на первое выступало взаимодействие со зрителем. Правда искусства оказалась правдивее даже самой природы. Айвазовский дал нам одновременно и море, и фантазии на морские темы, то есть создал собственную поэтику, когда дух пейзажа важнее буквальной его точности...
Картины Айвазовского вызывали всеобщее восхищение. Слава его росла.
"Рим, Неаполь, Венеция, Париж, Амстердам удостоили меня самыми лестными поощрениями, и внутренне я не мог не гордится моими успехами в чужих краях, предвкушая сочувственный прием на родине",- писал позже Айвазовский. Не ожидая конца шестилетнего срока пребывания за границей, в начале 1844 года художник вернулся в Петербург. К тому времени он уже стал членом Парижской, Римской и Амстердамской Академии художеств. Петербургская Академия также удостоили Айвазовского званием академика, "как прославившегося своими работами по части живописи морских видов".
В том же году он был причислен к морскому ведомству со званием живописца Главного Морского штаба  и правом носить мундир Морского Министерства- беспрецедентное в истории отечественного искусства распоряжение.
Два года спустя, когда Айвазовский отмечал десятилетие своего творчества, военные корабли, прибывшие в Феодосию во главе с флагманом российского флота "Двенадцать апостолов" под командой генерала Корнилова, салютовали художнику.
Это было бесспорным признанием его заслуг.
Юлию Гревс, свою первую жену, Иван Константинович встретил в доме знакомой петербургской вдовы в 1848 году. Молодой но уже прославившийся и в Европе и на родине живописец, несмотря на свое далеко не знатное происхождение, считался завидной партией, а у хозяйки были дочери на выданье. Однако внимание  художника  привлекли не барышни, а их гувернантка. Айвазовский был покорен красотой и образованностью девушки и со сватовством тянуть не стал.
"Я спешу  сказать Вам о моем счастье,- писал он в одном из своих писем приятелю.- Правда, я женился, как истинный артист, то есть влюбился, как никогда. В две недели все было кончено. Теперь, после восьми месяцев, говорю Вам, что я так счастлив, что я не воображал половину этого счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так, как я и женился". Вскоре был создан знаменитый "Девятый вал", состоялись выставки в Москве и Париже.

Девятый вал

Художник участвовал в маневрах и писал батальные полотна по заказу Главного Морского Штаба,  даже затеял археологические раскопки древних курганов возле Феодосии. Своим интересом к археологии он увлек и жену. Юлия ездила с ним на раскопки собственноручно просеивала землю, стараясь не пропустить даже самых мелких находок, следила за их сохранностью и упаковывала для отправки в Петербург. Всего экспедициями Айвазовского было раскопано 80 курганов!...
На свет появились дочери: Елена, Мария, Александра и Жанна; Юлия Яковлевна растила и учила детей, помогала мужу в занятиях попечительством и благотворительностью.

Айвазовский-с-женой-и-дочерьми Елена, Мария, Александра и Жанна

Правда семейное счастье оказалось не вечным. В начале шестидесятых годов брак дал трещину. Что послужило причиной? Стремление жены жить в столице, вращаться в свете, дать образование дочерям, а со временем подыскать им удачную партию? В захолустной Феодосии это было затруднительно... Желание художника оставаться в своем городе у моря  и работать, сутками не выходя из мастерской?...
Так или иначе, они расстались, а спустя три десятилетия после свадьбы Айвазовский наконец получил редкий по тем временам развод.
В 1882 году он встретил 25 летнюю вдову, армянку редкой красоты. Иван Константинович, нисколько не утративший в свои 65 лет темперамента и порывистости, влюбился как и первый раз, мгновенно. Анна Бурназян-Саркисова была моложе мужа почти на 40 лет, однако стала для него настоящей музой и добрым ангелом.

Портрет-жены-художника-Анны-Бурназян.-1882

Ее стараниями дом художника превратился в место где подолгу гостили не только дочери и внуки Ивана Константиновича (трое из который тоже стали художнниками маринистами) но и но и его собратья по искусству , писатели, музыканты и актеры.
Творчество Айвазовткого получило новый толчек, он едва успевал воплощать замыслы, и такая творческая плодовитость не иссякла до конца его жизни.
Написанная в1898 году огромная, величественная картина"Среди волн"- бесспорный шедевр, своего рода умудренный опытом "Девятый вал". Невозможно поверить, что автору  этой работы шел 82-й год.

Айвазовский-Иван-Константинович-Среди-волн

По набережной Феодосии, приподнимая соломенную шляпу в ответ на обращенные к нему приветствия,  неторопливо шествовал пожилой господин в белом просторном костюме и с тростью в смуглой руке. Его лицо с восточными чертами дышало суровым достоинством. Среди прочих участников  южного дефиле старик выделялся тем, что не затевал разговора с разодетыми дамами и не спешил занять кресло у воды. Чуть прищурившись, он пристально, будто впервые, вглядывался в полосу прибоя.
С ним в очередной раз раскланялись. Удаляясь, он успел услыхать тихое:
-Папенька,  кто это?
-Айвазовский, знаменитейший маринист.
-Как, тот самый?
Ветер отнес голоса, и они расстаяли в плеске волн и криках чаек. Улыбка Ивана Константиновича сделалась ироничной. Всемирная известность слава... Суета! Хорошо, что он вырвался из столичной круговерти и вернулся сюда, в город своего детства. Здесь все - море, и песок, и камни- помогает работать. Ни с чем не сравнимое наслаждение творчества- это, господа мои, посильнее будет, чем украсить мундир очередной звездой!
Давно позади удивление и разочарование петербургской публики,  узнавшей, что мастер, которым восхищается вся Европа, в самом рассвете творческих сил и славы покинул столицу и уехал в провинцию. Откуда им знать, что для него жить- значит работать. Одно лишь полезно в утомительной славе: благодаря моде на марины Айвазовского он стал одним из самых богатых художников России.
На свои средства благоустроил родной город, выстроил несколько зданий, построил дом-мастерскую и при ней картинную галерею. Помогает в строительстве порта и вот этой железной дороги, идущей вдоль набережной.
Художник направился в мастерскую. В помещении, защищенном от жары толстыми стенами, работала группа учеников. Он чуть задержался на пороге, вдохнув знакомый густо-сладкий запах масляной краски.
-Добрый день, Иван Константинович, вразнобой поздоровались ученики.
-Здравствуйте. Ну, как дело движется?- Айвазовский присел на тяжелый резной стул, стараясь не выдать усталости. Недавно ученики получили задание: выбрать одну из его картин и скопировать в меньшем размере. Большинство выбрало "Бурю на северном море" и "Бурю на ледовитом океане"- две схожие его работы, не слишком сложные по композиции и колориту. И теперь старательно смешивали на палитре ультрамарин, берлинскую лазурь и синий кобальт, стараясь попасть в холодную гамму. И лишь один молодой человек решился копировать знаменитый "Девятый вал". Он был написан Айвазовским  почти полвека назад, им восхищались, его критиковали. Как обычно, восхищались почти все, критиковали единицы, но
все же...

Айвазовский  за работой 1899 год

Кое-кто из критиков приписывал Айвазовскому ограниченность и самоповторы. А как избежать повторов, если тема-то одна- море? Море в разных состояниях, в разное время суток и при разной погоде. В конце-концов, в разных широтах!... Отметили бы лучше, насколько разнообразны пластические и колористические ришения при таком однообразии натуры! Он подошел к мольберту юного колориста. Тот в это время тщательно прописывал брызги от всплеска- не самого главного грозного  вала, а невысокой восны, поднявшейся рядом с людьми на обломке корабля. Несколько раз подходил к оригиналу, изучал расположение точек-брызг, снова возвращался к своему холсту. И все вроде точно копировал, но вот брызги от морской волны у него не очень хорошо получались. Учитель не выдержал- взяв кисть, обмакнул ее в белила, затем, наставив на полотно, провел по щетине лезвием мастихина. Краска разбрызгалась , да так живо, что волна заиграла!
Велев ученикам продолжать работу, Иван Константинович вышел из мастерской. Идя вдоль фасада своего дома, он размышлял о том, что в живописи выдумка иной раз живее правды. Ведь если природа импровизирует, то художник должен учится у нее!
...Всего несколько минут не хватило Айвазовскому, чтобы дописать  свою последнюю картину. В ночь на 19 апреля 1900 года Иван Константинович скончался от кровоизлияния в мозг.
У фасада дома великого мариниста благодарные сограждане поставили памятник. Лицом к морю обращена бронзовая фигура художника, сидящего с палитрой и кистью в руках и пристально вглядывающегося в морскую даль. На постаменте надпись: "Феодосия- Айвазовскому".

памятник-Айвазовскому-в-Феодосии

Выходя из галереи, люди идут по набережной и видят море. Эти же волны только что вздымались на холстах. И кажется- Художник отошел на минуту.