Кто с минуту переможет Хладным разумом любовь, Бремя тягостных оков Ей на крылья не возложит, Пусть не смейся, не резвись, С строгой мудростью дружись; Но с рассудком вновь заспоришь, Хоть не рад, но дверь отворишь, Как проказливый Эрот Постучится у ворот. Испытал я сам собою Истину сих правых слов. «Добрый путь! прости, любовь! За богинею слепою, Не за Хлоей, полечу, Счастье, счастье ухвачу!» — Мнил я в гордости безумной. Вдруг услышал хохот шумный, Оглянулся... и Эрот Постучался у ворот. Нет! мне, видно, не придется С богом сим в размолвке жить, И покамест жизни нить Старой Паркой там прядется, Пусть владеет мною он! Веселиться — мой закон. Смерть откроет гроб ужасный, Потемнеют взоры ясны. И не стукнется Эрот У могильных уж ворот!
воскресенье, 29 января 2017 г.
Опытность ("Кто с минуту переможет...")
На Рыбушкина ("Бывало, прежних лет герой...")
Бывало, прежних лет герой, Окончив славну брань с противной стороной, Повесит меч войны средь отческия кущи; А трагик наш Бурун, скончав чернильный бой, Повесил уши
Леда ("Средь темной рощицы, под тенью лип душистых...")
Средь темной рощицы, под тенью лип душистых,
В высоком тростнике, где частым жемчугом
Вздувалась пена вод сребристых,
Колеблясь тихим ветерком,
Покров красавицы стыдливой,
Небрежно кинутый, у берега лежал,
И прелести ее поток волной игривой
С весельем орошал.
Житель рощи торопливый,
Будь же скромен, о ручей!
Тише, струйки говорливы!
Изменить страшитесь ей!
Леда робостью трепещет,
Тихо дышит снежна грудь,
Ни волна вокруг не плещет,
Ни зефир не смеет дуть.
В роще шорох утихает,
Всё в прелестной тишине;
Нимфа далее ступает,
Робкой вверившись волне.
Но что-то меж кустов прибрежных восшумело.
И чувство робости прекрасной овладело;
Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть.
И вот пернатых царь из-под склоненной ивы,
Расправя крылья горделивы,
К красавице плывет — веселья полна грудь;
С шумящей пеною отважно волны гонит,
Крылами воздух бьет, То в кольца шею вьет, То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит. Леда смеется. Вдруг раздается Радости клик. Вид сладострастный! К Леде прекрасной Лебедь приник. Слышно стенанье, Снова молчанье. Нимфа лесов С негою сладкой Видит украдкой Тайну богов. Опомнясь наконец, красавица младая Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая, И что ж увидела?— На ложе из цветов Она покоится в объятиях Зевеса; Меж ними юная любовь,— И пала таинства прелестного завеса. Сим примером научитесь, Розы, девы красоты; Летним вечером страшитесь В темной рощице воды: В темной рощице таится Часто пламенный Эрот; С хладной струйкою катится, Стрелы прячет в пене вод. Сим примером научитесь, Розы, девы красоты; Летним вечером страшитесь В темной рощице воды.
Лаиса Венере, посвящая ей свое зеркало ("Вот зеркало мое - прими его, Киприда!..")
Вот зеркало мое — прими его, Киприда! Богиня красоты прекрасна будет ввек, Седого времени не страшна ей обида: Она — не смертный человек; Но я, покорствуя судьбине, Не в силах зреть себя в прозрачности стекла, Ни той, которой я была, Ни той, которой ныне.
Красавице, которая нюхала табак ("Возможно ль? Вместо роз, Амуром насажденных...")
Возможно ль? вместо роз, Амуром насажденных,
Тюльпанов, гордо наклоненных,
Душистых ландышей, ясминов и лилей,
Которых ты всегда любила
И прежде всякий день носила
На мраморной груди твоей,—
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!..
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелену,
Искусством превращенну
В пушистый порошок!
Пускай уже седой профессор Геттингена,
На старой кафедре согнувшися дугой,
Вперив в латинщину глубокий разум свой,
Раскашлявшись, табак толченый
Пихает в длинный нос иссохшею рукой;
Пускай младой драгун усатый
Поутру, сидя у окна,
С остатком утреннего сна,
Из трубки пенковой дым гонит сероватый;
Пускай красавица шестидесяти лет,
У граций в отпуску и у любви в отставке,
Которой держится вся прелесть на подставке,
Которой без морщин на теле места нет,
Злословит, молится, зевает
И с верным табаком печали забывает,—
А ты, прелестная!.. но если уж табак
Так нравится тебе — о пыл воображенья!—
Ах! если, превращенный в прах,
И в табакерке, в заточенье, Я в персты нежные твои попасться мог, Тогда б в сердечном восхищенье Рассыпался на грудь под шелковый платок И даже... может быть... Но что! мечта пустая. Не будет этого никак. Судьба завистливая, злая! Ах, отчего я не табак!..
Кольна ("Источник быстрый Каломоны...")
Источник быстрый Каломоны,
Бегущий к дальным берегам,
Я зрю, твои взмущенны волны
Потоком мутным по скалам
При блеске звезд ночных сверкают
Сквозь дремлющий, пустынный лес,
Шумят и корни орошают
Сплетенных в темный кров древес.
Твой мшистый брег любила Кольна,
Когда по небу тень лилась;
Ты зрел, когда, в любви невольна,
Здесь другу Кольна отдалась.
В чертогах Сельмы царь могущих
Тоскару юному вещал:
«Гряди во мрак лесов дремучих,
Где Крона катит черный вал,
Шумящей прохлажден осиной.
Там ряд является могил;
Там с верной, храброю дружиной
Полки врагов я расточил,
И много, много сильных пало;
Их гробы черный вран стрежет.
Гряди — и там, где их не стало,
Воздвигни памятник побед!»
Он рек, и в путь безвестный, дальный
Пустился с бардами Тоскар,
Идет во мгле ночи печальной,
В вечерний хлад, в полдневный жар.
Денница красная выводит
Златое утро в небеса,
И вот уже Тоскар подходит
К местам, где в темные леса
Лежит седой источник Кроны
И кроется в долины сонны.
Воспели барды гимн святой;
Тоскар обломок гор кремнистых
Усильно мощною рукой
Влечет из бездны волн сребристых
И с шумом на высокий брег
В густой и дикий злак поверг;
На нем повесил черны латы,
Покрытый кровью предков меч,
И круглый щит, и шлем пернатый,
И обратил он к камню речь:
«Вещай, сын шумного потока,
О храбрых поздним временам!
Да в страшный час, как ночь глубока
В тумане ляжет по лесам,
Пришлец, дорогой утомленный,
Возлегши под надежный кров,
Воспомнит веки отдаленны
В мечтанье сладком легких снов!
С рассветом алыя денницы,
Лучами солнца пробужден,
Он узрит мрачные гробницы...
И, грозным видом поражен,
Вопросит сын иноплеменный:
„Кто памятник воздвиг надменный?"
И старец, летами согбен,
Речет: „Тоскар наш незабвенный,
Герой умчавшихся времен!"»
Небес сокрылся вечный житель,
Заря потухла в небесах;
Луна в воздушную обитель
Спешит на темных облаках;
Уж ночь на холме — берег Кроны
С окрестной рощею заснул:
Владыка сильный Каломоны,
Иноплеменных друг, Карул
Призвал Морвенского героя
В жилище Кольны молодой
Вкусить приятности покоя
И пить из чаши круговой.
.........................
.........................
Близ пепелища все воссели;
Веселья барды песнь воспели;
И в пене кубок золотой
Кругом несется чередой.
Печален лишь пришелец Лоры,
Главу ко груди преклонил;
Задумчиво он страстны взоры
На нежну Кольну устремил —
И тяжко грудь его вздыхает,
В очах веселья блеск потух,
То огнь по членам пробегает,
То негою томится дух;
Тоскует, втайне ощущая
Волненье сильное в крови,
На юны прелести взирая,
Он полну чашу пьет любви.
Но вот уж дуб престал дымиться,
И тень мрачнее становится,
Чернеет тусклый небосклон,
И царствует в чертогах сон.
.........................
.........................
Редеет ночь — заря багряна
Лучами солнца возжена;
Пред ней златится твердь румяна:
Тоскар покинул ложе сна;
Быстротекущей Каломоны
Идет по влажным берегам,
Спешит узреть долины Кроны И внемлет плещущим волнам. И вдруг из сени темной рощи, Как в час весенней полунощи Из облак месяц золотой, Выходит ратник молодой. Меч острый на бедре сияет, Копье десницу воружает; Надвинут на чело шелом, И гибкий стал покрыт щитом; Зарею латы серебрятся Сквозь утренний в долине пар. «О юный ратник!— рек Тоскар,— С каким врагом тебе сражаться? Ужель и в сей стране война Багрит ручьев струисты волны? Но всё спокойно — тишина Окрест жилища нежной Кольны» — «Спокойны дебри Каломоны, Цветет отчизны край златой; Но Кольна там не обитает, И ныне по стезе глухой Пустыню с милым протекает, Пленившим сердце красотой». — «Что рек ты мне, младой воитель? Куда сокрылся похититель? Подай мне щит твой!» И Тоскар Приемлет щит, пылая мщеньем. Но вдруг исчез геройства жар; Что зрит он с сладким восхищеньем? Не в силах в страсти воздохнуть, Пылая вдруг восторгом новым... Лилейна обнажилась грудь, Под грозным дышуща покровом... «Ты ль это?..» — возопил герой, И трепетно рукой дрожащей С главы снимает шлем блестящий — И Кольну видит пред собой.
Князю А. М. Горчакову ("Пускай не знаясь с Аполлоном...")
Пускай, не знаясь с Аполлоном,
Поэт, придворный философ,
Вельможе знатному с поклоном
Подносит оду в двести строф;
Но я, любезный Горчаков,
Не просыпаюсь с петухами,
И напыщенными стихами,
Набором громозвучных слов,
Я петь пустого не умею
Высоко, тонко и хитро
И в лиру превращать не смею
Мое гусиное перо!
Нет, нет, любезный князь, не оду
Тебе намерен посвятить;
Что прибыли соваться в воду,
Сначала не спросившись броду,
И вслед Державину парить?
Пишу своим я складом ныне
Кой-как стихи на именины.
Что должен я, скажи, в сей час
Желать от чиста сердца другу?
Глубоку ль старость, милый князь,
Детей, любезную супругу,
Или богатства, громких дней,
Крестов, алмазных звезд, честей?
Не пожелать ли, чтобы славой
Ты увлечен был в путь кровавый,
Чтоб в лаврах и венцах сиял,
Чтоб в битвах гром из рук метал
И чтоб победа за тобою,
Как древле Невскому герою, Всегда, везде летела вслед? Не сладострастия поэт Такою песенкой поздравит, Он лучше муз навек оставит! Дай бог любви, чтоб ты свой век Питомцем нежным Эпикура Провел меж Вакха и Амура! А там — когда стигийский брег Мелькнет в туманном отдаленье, Дай бог, чтоб в страстном упоенье Ты с томной сладостью в очах, Из рук младого Купидона Вступая в мрачный чёлн Харона, Уснул... Ершовой на грудях!
Подписаться на:
Сообщения (Atom)