Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка. С утра садимся мы в телегу; Мы рады голову сломать И, презирая лень и негу, Кричим: пошел! ........ Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы привыкли к ней И дремля едем до ночлега, А время гонит лошадей.
воскресенье, 20 ноября 2016 г.
Телега жизни ("Хоть тяжело подчас в ней бремя...")
Птичка ("В чужбине свято наблюдаю...")
В чужбине свято наблюдаю Родной обычай старины: На волю птичку выпускаю При светлом празднике весны. Я стал доступен утешенью; За что на бога мне роптать, Когда хоть одному творенью Я мог свободу даровать!
Ночь ("Мой голос для тебя и ласковый и томный...")
Мой голос для тебя и ласковый и томный Тревожит позднее молчанье ночи темной. Близ ложа моего печальная свеча Горит; мои стихи, сливаясь и журча, Текут, ручьи любви, текут, полны тобою. Во тьме твои глаза блистают предо мною, Мне улыбаются, и звуки слышу я: Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя..
М. Е. Эйхфельдт ("Ни блеск ума, ни стройность платья...")
Ни блеск ума, ни стройность платья Не могут вас обворожить; Одни двоюродные братья Узнали тайну вас пленить! Лишили вы меня покоя, Но вы не любите меня. Одна моя надежда — Зоя: Женюсь, и буду вам родня.
Л. Пушкину ("Брат милый, отроком расстался ты со мной...")
Брат милый, отроком расстался ты со мной — В разлуке протекли медлительные годы; Теперь ты юноша — и полною душой Цветешь для радостей, для света, для свободы. Какое поприще открыто пред тобой, Как много для тебя восторгов, наслаждений, И сладостных забот, и милых заблуждений! Как часто новый жар твою волнует кровь! Ты сердце пробуешь в надежде торопливой, Зовешь, вверяясь им, и дружбу и любовь.
Кн. М. А. Голицыной ("Давно об ней воспоминанье...")
Давно об ней воспоминанье Ношу в сердечной глубине, Ее минутное вниманье Отрадой долго было мне. Твердил я стих обвороженный, Мой стих, унынья звук живой, Так мило ею повторенный, Замеченный ее душой. Вновь лире слез и тайной муки Она с участием вняла — И ныне ей передала Свои пленительные звуки... Довольно! в гордости моей Я мыслить буду с умиленьем: Я славой был обязан ей — А может быть, и вдохновеньем.
Из письма к Вигелю ("Проклятый город Кишинев!..")
Проклятый город Кишинев!
Тебя бранить язык устанет.
Когда-нибудь на грешный кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром, конечно, грянет,
И — не найду твоих следов!
Падут, погибнут, пламенея,
И пестрый дом Варфоломея,
И лавки грязные жидов:
Так, если верить Моисею,
Погиб несчастливый Содом.
Но с этим милым городком
Я Кишинев равнять не смею,
Я слишком с библией знаком
И к лести вовсе не привычен.
Содом, ты знаешь, был отличен
Не только вежливым грехом,
Но просвещением, пирами,
Гостеприимными домами
И красотой нестрогих дев!
Как жаль, что ранними громами
Его сразил Еговы гнев!
В блистательном разврате света,
Хранимый богом человек
И член верховного совета,
Провел бы я смиренно век
В Париже ветхого завета!
Но в Кишиневе, знаешь сам,
Нельзя найти ни милых дам,
Ни сводни, ни книгопродавца.
Жалею о твоей судьбе!
Не знаю, придут ли к тебе Под вечер милых три красавца; Однако ж кое-как, мой друг, Лишь только будет мне досуг, Явлюся я перед тобою; Тебе служить я буду рад — Стихами, прозой, всей душою, Но, Вигель,— пощади мой зад!
Подписаться на:
Сообщения (Atom)