Певец-гусар, ты пел биваки, Раздолье ухарских пиров И грозную потеху драки, И завитки своих усов. С веселых струн во дни покоя Походную сдувая пыль, Ты славил, лиру перестроя, Любовь и мирную бутыль. ———— Я слушаю тебя и сердцем молодею. Мне сладок жар твоих речей, Печальный, снова пламенею Воспоминаньем прежних дней. ———— Я всё люблю язык страстей, Его пленительные звуки Приятны мне, как глас друзей Во дни печальные разлуки.
суббота, 29 октября 2016 г.
Денису Давыдову ("Певец-гусар, ты пел биваки...")
Дельвигу ("Друг Дельвиг, мой парнасский брат...")
Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я больше был бы рад. Ты знаешь сам: в минувши годы Я на брегу парнасских вод Любил марать поэмы, оды, И даже зрел меня народ На кукольном театре моды. Бывало, что ни напишу, Всё для иных не Русью пахнет; Об чем цензуру ни прошу, Ото всего Тимковский ахнет. Теперь едва, едва дышу! От воздержанья муза чахнет, И редко, редко с ней грешу. ......................... К неверной славе я хладею; И по привычке лишь одной Лениво волочусь за нею, Как муж за гордою женой. Я позабыл ее обеты, Одна свобода мой кумир, Но всё люблю, мои поэты, Счастливый голос ваших лир. Так точно, позабыв сегодня Проказы младости своей, Глядит с улыбкой ваша сводня На шашни молодых ....
Дева ("Я говорил тебе: страшися девы милой!..")
Я говорил тебе: страшися девы милой! Я знал: она сердца влечет невольной силой. Неосторожный друг, я знал: нельзя при ней Иную замечать, иных искать очей. Надежду потеряв, забыв измены сладость, Пылает близ нее задумчивая младость; Любимцы счастия, наперсники судьбы Смиренно ей несут влюбленные мольбы; Но дева гордая их чувства ненавидит И, очи опустив, не внемлет и не видит.
Гроб юноши ("......... Сокрылся он...")
...... Сокрылся он,
Любви, забав питомец нежный;
Кругом его глубокий сон
И хлад могилы безмятежной...
Любил он игры наших дев,
Когда весной в тени дерев
Они кружились на свободе;
Но нынче в резвом хороводе
Не слышен уж его припев.
Давно ли старцы любовались
Его веселостью живой,
Полупечально улыбались
И говорили меж собой:
«И мы любили хороводы,
Блистали также в нас умы;
Но погоди: приспеют годы,
И будешь то, что ныне мы;
Как нам, о мира гость игривый,
Тебе постынет белый свет;
Теперь играй...» Но старцы живы,
А он увял во цвете лет,
И без него друзья пируют,
Других уж полюбить успев;
Уж редко, редко именуют
Его в беседе юных дев.
Из милых жен, его любивших,
Одна, быть может, слезы льет
И память радостей почивших
Привычной думою зовет...
К чему?
Над ясными водами Гробницы мирною семьей Под наклоненными крестами Таятся в роще вековой. Там, на краю большой дороги, Где липа старая шумит, Забыв сердечные тревоги, Наш бедный юноша лежит... Напрасно блещет луч денницы, Иль ходит месяц средь небес, И вкруг бесчувственной гробницы Ручей журчит и шепчет лес; Напрасно утром за малиной К ручью красавица с корзиной Идет и в холод ключевой Пугливо ногу опускает: Ничто его не вызывает Из мирной сени гробовой.
Генералу Пущину ("В дыму, в крови сквозь тучи стрел...")
В дыму, в крови, сквозь тучи стрел Теперь твоя дорога; Но ты предвидишь свой удел, Грядущий наш Квирога! И скоро, скоро смолкнет брань Средь рабского народа, Ты молоток возьмешь во длань И воззовешь: свобода! Хвалю тебя, о верный брат! О каменщик почтенный! О Кишинев, о темный град! Ликуй, им просвещенный!
Вяземскому ("Язвительный поэт, остряк замысловатый...")
Язвительный поэт, остряк замысловатый, И блеском колких слов, и шутками богатый Счастливый Вяземский, завидую тебе. Ты право получил, благодаря судьбе, Смеяться весело над Злобою ревнивой, Невежество разить анафемой игривой.
Война ("Война! Подъяты наконец...")
Война! Подъяты наконец, Шумят знамена бранной чести! Увижу кровь, увижу праздник мести; Засвищет вкруг меня губительный свинец. И сколько сильных впечатлений Для жаждущей души моей: Стремленье бурных ополчений, Тревоги стана, звук мечей, И в роковом огне сражений Паденье ратных и вождей! Предметы гордых песнопений Разбудят мой уснувший гений. Всё ново будет мне: простая сень шатра, Огни врагов, их чуждое взыванье, Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра И смерти грозной ожиданье. Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть, Ты, жажда гибели, свирепый жар героев? Венок ли мне двойной достанется на часть, Кончину ль темную судил мне жребий боев, И всё умрет со мной: надежды юных дней, Священный сердца жар, к высокому стремленье, Воспоминание и брата и друзей, И мыслей творческих напрасное волненье, И ты, и ты, любовь?.. Ужель ни бранный шум, Ни ратные труды, ни ропот гордой славы, Ничто не заглушит моих привычных дум? Я таю, жертва злой отравы: Покой бежит меня; нет власти над собой, И тягостная лень душою овладела... Что ж медлит ужас боевой? Что ж битва первая еще не закипела?..
Подписаться на:
Сообщения (Atom)