понедельник, 29 декабря 2014 г.

Грузинская песня



Жила грузинка молодая,
В гареме душном увядая;
            Случилось раз:
            Из черных глаз
Алмаз любви, печали сын,
            Скатился:
Ах! ею старый армянин
            Гордился!

Вокруг нее кристалл, рубины;
Но как не плакать от кручины
            У старика.
            Его рука
Ласкает деву всякий день:
            И что же?
Скрываются красы как тень.
            О боже!

Он опасается измены.
Его высоки, крепки стены;
            Но все любовь
            Презрела. Вновь
Румянец на щеках живой
            Явился.
И перл, между ресниц, порой
            Не бился...

Но армянин открыл коварность,
Измену и неблагодарность
            Как перенесть!
            Досада, месть,
Впервые вас он только сам
            Изведал!
И труп преступницы волнам
            Он предал.

Два сокола



Степь синея расстилалась
Близ Азовских берегов;
Запад гас, и ночь спускалась;
Вихрь скользил между холмов.
И, тряхнувшись, в поле диком
Серый сокол тихо сел;
И к нему с ответным криком
Брат стрелою прилетел.
«Братец, братец, что ты видел?
Расскажи мне поскорей».
— Ах! я свет возненавидел
И безжалостных людей.
«Что ж ты видел там худого?»
— Кучу каменных сердец:
Деве смех тоска милого,
Для детей тиран отец.
Девы мукой слез правдивых
Веселятся, как игрой;
И у ног самолюбивых
Гибнут юноши толпой!..
Братец, братец! ты что ж видел?
Расскажи мне поскорей!
«Свет и я возненавидел
И изменчивых людей.
Ношею обманов скрытых
Юность там удручена;
Вспоминаний ядовитых
Старость мрачная полна.
Гордость, верь ты мне, прекрасной
Забывается порой;
Но измена девы страстной
Нож для сердца вековой!..»

Ответ



Кто муки знал когда-нибудь,
И чьи к любви закрылись вежды,
Того от страха и надежды
Вторично не забьется грудь.
Он любит мрак уединенья,
Он больше незнаком с слезой,
Пред ним исчезли упоенья
Мечты бесплодной и пустой.
Он чувств лишен: так пень лесной,
Постигнут молньей, догорает,
Погас - и скрылся жизни сок,
Он мертвых ветвей не питает,
На нем печать оставил рок.

Черкешенка



Я видел вас: холмы и нивы,
Разнообразных гор кусты,
Природы дикой красоты,
Степей глухих народ счастливый,
И нравы тихой простоты!

Но там, где Терек протекает,
Черкешенку я увидал, -
Взор девы сердце приковал;
И мысль невольно улетает
Бродить средь милых, дальных скал...

Так, дух раскаяния, звуки
Послышав райские, летит
Узреть еще небесный вид: -
Так стон любви, страстей и муки
До гроба в памяти звучит.

К N.N.*** (" Не играй моей тоской")



Не играй моей тоской,
И холодной, и немой.
Для меня бывает время:
Как о прошлом вспомню я,
Сердце (бог тому судья)
Жмет неведомое бремя!..
          _____

Я хладею и горю,
Сам с собою говорю;
Внемлю смертному напеву;
Я гляжу на бег реки,
На удар моей руки,
На поверженную деву!
          _____

Я ищу в ее глазах,
В изменившихся чертах,
Искру муки, угрызенья;
Но напрасно! злобный рок
Начертать сего не мог,
Чтоб мое спокоить мщенье!..

Жалобы турка



Ты знал ли дикий край, под знойными лучами,
Где рощи и луга поблекшие цветут?
Где хитрость и беспечность злобе дань несут?
Где сердце жителей волнуемо страстями?
                      И где являются порой
Умы и хладные и твердые как камень?
Но мощь их давится безвременной тоской,
И рано гаснет в них добра спокойный пламень.
Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там за утехами несется укоризна,
Там стонет человек от рабства и цепей!
                      Друг! этот край... моя отчизна!


Р. S. Ах! если ты меня поймешь,
        Прости свободные намеки;
        Пусть истину скрывает ложь:
        Что ж делать? - все мы человеки!

Пан



Люблю, друзья, когда за речкой гаснет день,
Укрывшися лесов в таинственную сень
Или под ветвями пустынныя рябины,
Смотреть на синие, туманные равнины.
Тогда приходит Пан с толпою пастухов;
И пляшут вкруг меня на бархате лугов.
Но чаще бог овец ко мне в уединенье
Является, ведя святое вдохновенье:
Главу рогатую ласкает легкий хмель,
В одной руке его стакан, в другой свирель!
Он учит петь меня; и я в тиши дубравы
Играю и пою, не зная жажды славы.